2009.11.02 , «Эксперт Северо-Запад»
, просмотров 768
Для известного шведского финансиста вице-президента банка Svenska Handelsbanken
Бу Крага (Bo Kragh) экономика стран Балтии – можно сказать, открытая книга. С сентября 1990−го по сентябрь 1993 года Краг был экономическим советником в правительстве переходного периода, возглавляемом
Эдгаром Сависааром, а также занимал должность вице-президента Банка Эстонии. Таким образом, с первых же шагов восстановления независимости в странах региона он был посвящен во все тонкости процесса реформирования их финансово-экономической системы. Недаром его называют одним из крестных отцов эстонской кроны.
Умрем во имя райской жизни
– Вы как никто осведомлены обо всех особенностях эстонской национальной валюты. Если оценивать ситуацию с сегодняшних позиций, чего больше в кроне – плюсов или минусов?
– Сначала немного истории. В конце 1980−х – начале 1990−х годов я был убежден, что без собственной валюты реальной государственной независимости у стран Балтии быть не может. Время показало, что это была правильная точка зрения. Вспомним: пессимисты предсказывали кроне крах через полгода после ее введения, затем – через год и так далее, но она стабильно просуществовала 17 лет, несмотря на все происходившие в этот период кризисы и довольно высокую инфляцию.
Важно то, что денежная реформа летом 1992 года состоялась, а также то, что крона с самого начала была свободно конвертируемой валютой. Уходя с поста вице-президента Банка Эстонии, я написал в деловой газете Aripaev, что, возможно, рано или поздно наступят времена, когда удерживать курс эстонской валюты будет очень сложно. Дело в том, что я – сторонник свободной конвертации валюты, но не жестко фиксированного ее курса. (При переходе на крону был установлен курс 8:1 по отношению к тогдашней немецкой марке, который фактически сохранился при замене марки на евро в соотношении 15,6:1. – «Эксперт С-З».)
Существенно и то обстоятельство, что в момент своего рождения крона считалась в огромной степени сверхдевальвированной валютой, поэтому никакой спекуляции против кроны не было и быть не могло. Впрочем, сверх всяких разумных пределов был девальвирован тогда и российский рубль, котировавшийся на черном рынке как 80:1 по отношению к той же немецкой марке. Отсюда, кстати, и курс эстонской кроны 8:1 – было решено все рублевые суммы делить на 10.
Примерно таким же путем шли и другие прибалтийские государства, хотя и со своими особенностями.
Сегодня ситуация изменилась и валюты стран Балтии уже не являются сверхдевальвированными. Отсюда рост цен на внутренних рынках. Я, например, раньше покупал себе костюмы в Эстонии или Латвии, но сегодня предпочитаю делать это во время распродаж в Стокгольме – так гораздо дешевле. И все это – следствие жестко фиксированного курса национальных валют. Не только в нем, конечно, дело, но и в нем тоже.
Сегодня в самом ужасном положении оказалась, как известно, Латвия. Ее правительство вынуждено выполнять все условия МВФ, у которого оно оказалось в долгах. Результатом жесточайшего режима экономии становится сворачивание в первую очередь социальных программ, закрытие больниц, домов престарелых и школ. Какими будут социальные последствия таких мер, трудно сказать, но они могут быть очень серьезными.
На мой взгляд, одна из ключевых проблем экономики стран региона кроется в том, что для их правительств вопрос о переходе на единую европейскую валюту стал своего рода государственной религией. В обыкновенном государстве есть три главных символа: флаг, герб и гимн. В Эстонии к ним добавлено еще магическое число 15,6, то есть курс эстонской кроны к евро (в Латвии и Литве – соответствующие их валюте числа). Такое впечатление, что для ведущих политиков стран Балтии зона евро – жемчужные ворота, за которыми ждет апостол Петр и вечное райское блаженство. Во имя этой цели они готовы бороться до последней капли крови.
– А в реальности?
– Я не вижу никакой причины, ни политической, ни экономической, для отказа, например, Эстонии от своей национальной валюты. Независимость любого государства, особенно в области экономики, реальна, если страна, образно говоря, стоит на двух ногах – собственной финансовой и собственной денежной политике. С введением новой валюты, эмиссия которой осуществляется извне, государство теряет возможность формировать собственную денежную политику. Это все равно что убрать одну из ног – устойчивость будет утрачена.
Маастрихтские критерии, которые сегодня вынуждают страны Балтии экономить на всем, на чем только можно, чтобы загнать дефицит госбюджета в требуемые 3%, для многих (чуть ли не для половины) нынешних членов еврозоны являются предметом откровенных махинаций. Я имею в виду прежде всего Грецию, Италию, Францию, Португалию, Бельгию. Даже Германия не очень тщательно следит за соблюдением этих правил. И кроме того, они придумывают разного рода креативные бухгалтерские операции, чтобы их показатели по Маастрихтским критериям выглядели лучше, чем они есть на самом деле. Например, вместо внесения реально расходуемых бюджетных средств в графу «расходы» их относят к «уменьшению доходов» или к «инвестициям» и т.д. Прибалтов же заставляют свято следовать этим критериям, не отступая ни на йоту.
Комбинированный вариант
– Какие меры уместны для Европы?
– Сегодня в экономике Европы, как мне представляется, царит принцип, чем-то напоминающий золотой стандарт эпохи до Великой депрессии. Только место золота занимает евро. Согласно этой доктрине, государство воспринимается как некая одна большая семья, или одно предприятие, или даже как одно физическое лицо. И оно должно вести себя соответственно, то есть тратить много в хорошие времена и экономить в плохие.
Мы знаем, что экономику США в период Великого кризиса и последовавшей затем Великой депрессии удалось спасти благодаря так называемому новому курсу (New Deal) – экономической политике президента Франклина Делано Рузвельта, которая как раз исходит из обратного. А именно: в худшие времена государство должно тратить больше, чем в лучшие, не опасаясь увеличить дефицит бюджета, чтобы обеспечить хотя бы минимальный уровень социальной защиты для наиболее подверженных риску слоев населения – детей, стариков, инвалидов. Этот принцип носит название «доктрина Джона Мейнарда Кейнса», и мне он представляется наиболее приемлемым в нынешней ситуации.
Кстати, именно так сегодня поступают такие государства, как США, Китай и Россия. Тогда как, согласно Маастрихтским принципам, кейнсианство в Евросоюзе, по сути, является нелегальным учением. Того, кто смеет сомневаться в необходимости евро, объявляют чуть ли не врагом народа. Я нисколько не преувеличиваю. В уголовном законодательстве Латвии, например, есть статьи, согласно которым человека можно лишить свободы, если он критически высказывается об экономической ситуации в стране. И уже были прецеденты подобного рода, правда с не очень большими сроками.
– Однако вернемся в Эстонию. Что бы вы посоветовали сейчас для более успешного выхода из кризиса – произвести девальвацию кроны или ввести плавающий курс?
– Вы правильно говорите: или – или. Обычно люди говорят только о девальвации, но я уверен, что именно комбинированный вариант наиболее эффективен. И шведский опыт 1992 года убеждает: лучше иметь плавающий курс. Пусть рынок определяет стоимость национальной валюты. К примеру, Швеция и сегодня имеет фактически плавающий курс своей кроны. И если в начале нынешнего кризиса она была девальвирована по отношению к евро примерно на 20%, то теперь шведская крона снова растет – пусть медленнее, чем хотелось бы, но растет. Именно благодаря такому решению удалось сохранить примерно 50 тыс. рабочих мест. Шведский туризм не потерял свои позиции; наши процентные ставки ниже, чем в еврозоне; шведская компания Ericsson работает намного лучше, чем действующая в зоне евро финская Nokia, а шведская деревообрабатывающая промышленность – лучше, чем финская.
Если парень сильно любит девушку
– Говорят, экономический прогноз отличается от гадания на кофейной гуще тем, что второе иногда сбывается. И все же как бы вы оценили перспективы эстонской экономики в обозримом будущем?
– Должен сказать, что я не разделяю ни крайнего оптимизма (особенно связанного с переходом на евро любой ценой), ни крайнего пессимизма. Несколько месяцев назад мне довелось здесь, в Таллине, встречаться с российским экономистом Михаилом Делягиным, который нарисовал будущее Эстонии в самых мрачных тонах.
Я был свидетелем по крайней мере трех кризисов в эстонской экономике. Первый – в связи с распадом Советского Союза и потерей восточного рынка. Это было неизбежно. Вторая кризисная ситуация возникла в 1992−1993 годах, когда рушилась сложившаяся на тот момент банковская система и лопнули по разным причинам около 25 местных банков. Третий кризис – спад на местных биржах в 1997−м и азиатско-российский кризис 1998−го, сопровождавшийся дефолтом. И каждый раз Эстония поднималась. Дело в том, что ее экономика до сих пор была вполне флексибельной, то есть способной гибко реагировать на внешние условия. С переходом на евро флексибельность теряется, потому что вхождение в еврозону обставлено для стран Балтии очень жесткими условиями.
– В чем, как вы думаете, причины такой упертости руководства трех стран в вопросе перехода на евро? Рационального объяснения, по-моему, здесь нет…
– Думаю, есть. Мне кажется, что одна из главных причин – стремление к усилению безопасности. Страны Балтии вошли в НАТО и Евросоюз, но правящие политики хотят еще больше интегрировать свои страны в систему общеевропейской безопасности и видят в еврозоне дополнительную возможность для этого. Второе – вопрос престижа. Скажем, Швеция и Великобритания не вошли в зону евро и их министры финансов принимают участие в общих заседаниях коллег по Евросоюзу, но на заседания министров зоны евро их не приглашают. И хотя практически там ничего особенного не происходит, но быть допущенными в некий элитный клуб очень заманчиво для небольших балтийских государств. На самом деле это похоже на стремление иметь опекуна, «старшего брата». Уже был один такой «брат», надо нового.
– Дело в том, что прежний «старший брат» был нелюбимым, а новый – любимый…
– Ну, скажем, в Греции или Италии этот новый «старший брат» уже не является любимым. Просто, мне кажется, здесь не говорят про опыт Греции или Италии, да и той же Португалии. А жаль. Понимаете, если какой-то парень так сильно любит девушку, что готов взять ее в жены на любых условиях, то какой же отец станет давать за ней хорошее приданое?! Так как страны Балтии демонстрируют готовность выполнить все Маастрихтские требования, то зачем предоставлять им какие-то льготы или иные выгоды?
Если вернуться к прогнозам… Понимаете, никакая депрессия не бывает вечной. Думаю, не больше чем через три года ситуация здесь улучшится. Конечно, в каждой из трех стран региона этот процесс будет проходить по-разному. Латвия находится в наихудшем положении, поэтому и выход из депрессии для нее будет сложнее. Литва, по моим прогнозам, будет следующей, которую накроет волна депрессии. И выход для нее тоже будет очень непростым.
В Эстонии ситуация несколько иная. Во-первых, в стране действует Валютный комитет, что усложняет процесс возможной девальвации кроны – для этого необходимо утверждение на уровне парламента и президента, тогда как в Латвии и Литве достаточно решения правительства. Кроме того, в Эстонии лучше организована система контроля и учета, меньше уровень коррумпированности. И еще: многие эстонские предприятия, особенно в секторе высоких технологий и связи, сегодня приобретены шведскими концернами, что может сделать их более конкурентоспособными. Это дает больше поводов для сдержанного оптимизма.
Таллин