  |  |    |
  
|
2004.09.06 , просмотров 603 Политика оцивилизовывания Традиционной и наиболее эффективной политикой, проводимой в отношении склонных к сепаратизму обществ, являются выработка и насаждение, имплантация в их культуру единых для всей страны ценностей. Во многом это осуществляется при помощи миграционной политики, обеспечивающей "перемешивание" и совместное проживание представителей различных культур, но главное направление деятельности - обогащение национальных культур, являющихся "зонами сепаратистского риска", общими ценностями. Попытки размывания этих культур при помощи ассимиляции в случае их жизнеспособности не столько неполиткорректны, сколько неэффективны и потому не должны рассматриваться в качестве магистрального направления деятельности. Политика оцивилизовывания - тяжелая, длительная и, в общем, неблагодарная социальная инженерия. Тем не менее она является необходимым условием сохранения обществ, объединяющих представителей различных, и тем более - трудно совместимых, друг с другом культур. Именно пренебрежение этой политикой, во многом порожденное либеральными предрассудками, превратило ряд стран современной Европы в аналог человека "с исламской бомбой в желудке". Однако известны и многочисленные примеры успешной реализации этой политики - например, в Швеции. Среди вечных памятников ее результатам в нашей стране следует назвать кинокомедию "Кавказская пленница", в которой противоречивый и медленный процесс растворения и вытеснения национальной специфики в ее части, противоречащей ценностям "новой исторической общности людей", показан фотографически четко. К сожалению, политика оцивилизовывания и формирования единой общенациональной культуры требует не просто времени, денег и упорства, но и достаточно высокого уровня личной культуры руководителей проводящего ее государства. Во многом поэтому руководство России в ходе все еще переживаемой нами национальной катастрофы, как можно понять, постепенно склонилось к значительно более простой и имеющей в силу этого значительно большую историю (со времен если и не Золотой Орды, то по крайней мере Мюнхена) политике умиротворения, задабривания силы, воспринимаемой если и не как внешняя, то, во всяком случае, как посторонняя. При этом произошла незаметная подмена цели, переход от позитивного к негативному принципу ее формирования. Сегодняшнее руководство России, по-видимому, хочет не столько остановить опасную деградацию соответствующих обществ и обеспечить их прогресс, сколько ограничиться простым огораживанием остальной России от плодов этой деградации - преступности и терроризма, а на политическом уровне - от сепаратизма. При этом подсознательно игнорируется как сомнительность попытки купить безопасность без перестройки источника угрозы, так и безусловная бесперспективность стратегической обороны. Масхадов, Кадыров, Алханов - этапы большого пути... В отношении Чечни эта политика проявилась с беспощадной и окончательной ясностью в момент капитуляции в Хасавюрте. Балансировавшая на грани распада Россия, управляемая раздиравшими ее на части коррумпированными кланами, удовлетворила политические требования "мирового сообщества" и де-факто предоставила Чечне независимость, экспериментально доказав неспособность разрушенного в результате уже тогда длительной социальной катастрофы чеченского общества не только к саморазвитию (пусть даже за счет грабежа остальной России), но и к самосохранению. Когда бандитское государство достигло высшей, и последней, точки своего развития, перейдя от скрытой, преимущественно экономической и идеологической, агрессии против нашей страны к открытому нападению на нее, оно было сметено. Характерно, что произошедшее при этом забвение враждебной нашей стране, смертельно опасной, абсолютно разрушительной для нее, несовместимой с простым ее существованием либеральной политкорректности до сих пор остается `лучшим часом` пореформенной России, которая хотя бы перед лицом смертельной угрозы смогла наконец вспомнить свои национальные интересы - и защитить их. При этом в экономическом плане криминальная дань, которую, похоже, неформально платила Россия - ее бизнес и ее граждане, - самыми разнообразными способами, была во многом заменена открытыми официальными выплатами из федерального бюджета. Их размеры - следует подчеркнуть, что речь идет только о прямой помощи, открыто отражаемой в бюджете (а финансирование шло и идет и через федеральные целевые программы, и через бюджеты ведомств, и через естественные монополии и государственные компании) - стремительно нарастали: с 967, 6 млн руб. в 2000 году до 3, 1 млрд в 2001-м, 6, 2 млрд в 2002-м, 8, 0 млрд, в 2003-м и, наконец, до 8, 3 млрд руб. только за первые семь месяцев 2004 года. При этом в 2002 году была, судя по всему, предпринята попытка перевести Чечню "на самофинансирование": доля безвозмездной финансовой помощи федерального центра в доходах ее бюджета упала со 100% в 2000-м и 99, 5% в 2001 году до 82, 7%! Однако попытка не удалась, и затем все постепенно начало возвращаться на круги своя: в 2003 году доля помощи федерального центра выросла до 87, 9%, а в январе-июле 2004-го - до 89, 4%. Практически полное отсутствие финансового контроля (свидетельством которого является простое совмещение приведенных расходных показателей с нынешним видом, например, Грозного), как можно понять, гармонично дополнялось при этом концентрацией выделяемых средств в руках представителей правящего тейпа. Остальным, вероятно, доставалось пренебрежимо мало, что подпитывало оппозицию (неминуемо приобретающую в условиях современной Чечни бандитский и террористический характер) ничуть не хуже разложения структур управления и неспособности федеральных силовиков обеспечить понятный, предсказуемый и приемлемый для населения порядок. Косвенным результатом неоправданной концентрации ресурсов стал рост напряженности. За последние четыре месяца он вылился в убийство Кадырова, фактический кратковременный захват Ингушетии, успешное (судя по реакции российских силовиков) нападение на Грозный и активизацию террористической войны. Естественным выходом из положения, связываемым с именем Алханова, представляется преодоление этой концентрации и распределение федеральных ресурсов между всеми основными тейпами. С политической точки зрения, это требует их представительства в региональной власти (спасающая общество от взрыва модель такого представительства действует в соседнем Дагестане, и попытки отойти от нее уже демонстрируют свою пагубность). С экономической же точки зрения, расширение круга "допущенных к столу" до практически всей республики требует соответствующего расширения этого "стола". Механизм этого очевиден и уже назван: оставление республиканским властям всех доходов от нефтяной промышленности. Это не просто зальет Чечню деньгами, но и станет способом легализации и, соответственно, перехода под контроль официальных властей самопальных нефтеперегонных заводов, политическое значение которых российская элита просто не в состоянии осмыслить. В результате быть боевиком станет экономически невыгодно, и активная часть чеченского общества частью получит работу, частью будет перекуплена у политических призраков прошлых проектов урегулирования Чечни. Российские войска, оставшиеся на ее территории, не будут без крайней необходимости появляться за пределами баз, и Чечня - разумеется, при минимально необходимом хирургическом вмешательстве - получит реальный шанс на стабилизацию и самоуправление. Маленькие изъяны большой политики Есть лишь две проблемы, которые мешают признать выбранный путь идеальным. Первая заключается в открытости вопроса о деятельности чеченских капиталов, в том числе преступных, на территории остальной России. Резкое повышение финансовой обеспеченности Чечни приведет к немедленному качественному усилению экспансии ее капиталов - и не стоит забывать, что одной из причин развязывания войны 1994 года, насколько можно понять, стала именно потребность сдержать подобную экспансию. Вторая проблема избранного механизма чеченского урегулирования заключается в его объективной направленности на консервацию нынешнего обособленного от России состояния чеченского общества. При его реализации Чечня будет в России только формально, и процесс ее интеграции, в том числе культурной, будет отодвинут в неопределенное будущее. Психологически это оправданно, так как реки крови, разделившие и разделяющие наши народы, должны высохнуть. Однако не следует забывать, что всякое промедление в деле интеграции сохраняет объективные предпосылки для ввода на территорию Чечни натовских "миротворцев" - естественно, в среднесрочной стратегической перспективе, после Южной Осетии и Абхазии, но в качестве трамплина перед остальным Северным Кавказом, а затем Татарией и Башкирией. Эта перспектива сегодня еще кажется откровенно бредовой, однако ожидаемое нападение грузинских войск на Южную Осетию и серьезные фальсификации на абхазских выборах, способные сплотить внутриабхазскую оппозицию против России и заставить ее искать помощи у Запада, драматически приблизят ее еще до конца года. Так или иначе, вырисовывающаяся из туманных и разрозненных заявлений новая чеченская политика России в целом разумна, и воплощает практически все, что можно сделать с учетом нынешнего разложения государства. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| Михаил Делягин © 2004-2015 | |