  |  |    |
  
|
2002.01.14 , "Эксперт" , просмотров 761 Конец прошлого и начало наступившего года по традиции изобиловали «подведениями итогов». На фоне беспримесных фанфар, с которыми подвел итоги года официоз, вердикты большинства не служащих политологов выглядели довольно кислыми. Нет, все, кого мне довелось читать или слышать, говорят, конечно, и о достижениях президента Путина: одобряют, например, быструю и четкую реакцию на события 11 сентября, правильную, по их мнению, позицию, занятую по отношению к Западу. Но когда речь заходит о проблемах внутриполитических, тон обычно меняется. Так прямо и резать о «маленьком Сталине» и о неизбежности скорого наступления «военно-полицейского режима» взялся, кажется, только М. Г. Делягин, но первые ноты из этой гаммы берут практически все. О «построении управляемой демократии», правда, уже не говорят (как в старом анекдоте, «но не потому, что осознал, а потому что иссяк»), однако дружно указывают на грустную ошибку, которую совершает президент, недостаточно опираясь в своих трудах на гражданское общество, да и на стандартные конституционные институты. Это действительно нехорошо. Прав В. А. Рыжков — «открытая политическая система, когда власть рассредоточена и находится под контролем независимых гражданских институтов, на порядок более эффективна, чем закрытые вертикально-бюрократические системы». Трудно спорить с Л. Ф. Шевцовой — сохраняя позицию над схваткой группировок, президент «рано или поздно станет заложником если не определенного клана, то возникшей паутины теневых отношений. Единственный способ избежать этого — опираться не на группировки, а на институты, при необходимости используя такой ресурс, как общественная поддержка». Но вот с продолжением ее мысли: «Парадокс в том, что российское общество готово к глубокой трансформации больше, чем правящий класс», — на мой взгляд, очень можно спорить. Где они, эти «независимые гражданские институты»? В чем выражается готовность общества к глубокой трансформации (если только в шаблонных восклицаниях, то она ничуть не больше, чем у правящего класса — тот тоже восклицает очень исправно)? Правильные ответы, на мой взгляд, таковы: нигде — ни в чем. Ну, почти нигде и мало в чем. Давайте спокойно поглядим. Сначала — на власть. Русалке не на чем сидеть…Она, говорят, обычно сидит на ветвях, а ветви у нас как-то помаленьку выходят из моды. Нет, с первой-то ветвью, исполнительной, все в порядке. Построение властной вертикали увенчалось серьезным успехом — или вот-вот увенчается. Но зато остальные… Вторая ветвь власти — законодательная. С верхней палатой Федерального собрания, если кто помнит, мы разобрались еще позапрошлым летом. Совет Федерации и до того не был конструктивным политическим институтом, но он был. Теперь его, почитай, нету. Грешно, конечно, нарушать правило «ста дней», но вы только посмотрите на две инаугурационные инициативы нового спикера Совета Федерации С. М. Миронова: удлинить президентский срок — и наделить Петербург столичными функциями. По мощам и елей, по палате и спикер. С нижней палатой мы разобрались полугодом позже. С ней картина почти обратная: Дума и в худшие свои годы время от времени наряду с вредом приносила пользу — сейчас приносит больше (не было «итожителя» 2001 года, который не похвалил бы хоть некоторые из принятых Думой законов), а вреда стало явно меньше. Заплатить за это пришлось сущим пустяком — самостоятельностью парламента. Двухлетней давности шутка, назвавшая Думу юротделом президентской администрации, более уже не шутка. Вторая ветвь власти, стало быть, перешла в разряд вещей, из всех атрибутов существования имеющих только имя: «Обозначено в меню, а в натуре — нету». Третья ветвь — власть судебная. В ходе долгожданного и на самом деле остро необходимого реформирования судебной системы были сделаны шаги, серьезно подорвавшие и ее самостоятельность. Стремясь повысить ответственность судей за свои решения, принятые в прошлом году законы существенно урезали судейскую независимость — прежде всего ревизией принципа несменяемости судей. Независимость судебной власти от исполнительной, и без того более чаемая, чем реальная, теперь также переходит в разряд «обозначено в меню». (И это, подчеркиваю, событие более серьезное: в случае с законодательной властью слияние ветвей произошло по ряду неформальных обстоятельств и, вообще говоря, может оказаться краткосрочным — до очередных выборов; судебная же вертикаль перестает быть независимой по закону и, значит, надолго.) Ну и, наконец, так называемая четвертая власть — средства массовой информации. С ее независимостью дела чуть лучше. В Москве никак не редкость журналисты, которые пишут то и только то, что считают нужным. Правда, это в Москве; положение почти всей региональной прессы и было, и остается кошмарным: губернаторы про такого зверя — независимые СМИ — разве что байки готовы слушать, а в жизни терпеть не намерены. Но и на национальном уровне с независимостью четвертой власти лучше, полагаю, ровно в той степени, в которой она менее власть и обладает меньшим прямым влиянием на ход событий. СМИ того единственного типа, во влиятельность которого власть не без оснований верит, федеральные телеканалы, находятся под достаточно плотным контролем «вертикали». Подведем итог нашему перебору ветвей власти: они всс туже свиваются в одну — вертикальную. Если вспомнить ту, казалось, неостановимую вольницу, что гуляла по родным просторам в конце ельцинской эпохи, то впору восхититься нынешним президентом, сумевшим так быстро и так плотно ее обуздать — или хотя бы сумевшим возглавить ее самообуздание. Комментаторы, однако, скорее склонны по этому поводу выражать все более определенные опасения, что совершенно естественно и понятно. Слишком еще свежи в русской памяти прелести всепроникающей «вертикали власти» — что в кровавом, что в маразматическом вариантах. Мы выбираемПолучается в точности по де Кюстину, который 160 лет назад писал, что, если верить вывескам, то в России есть все, что подобает иметь современному государству (среди примеров въедливый француз называл, кажется, и независимый суд), но если посмотреть на дело, то в ней даже порядочных врачей нет. Почитаешь нашу Конституцию, а равно и газеты, — у нас наличествуют все формы развитой демократии включая разделенные по всем правилам власти. А чуть присмотришься — это большей частью именно что формы, в полной мере обжитые одним только вездесущим начальством. Хорошо это? Нехорошо. А кто виноват? Правильный — то есть наиболее популярный — ответ общеизвестен: тот, кто строит управляемую демократию. Ответ и впрямь в некотором смысле правильный: в России верховный правитель действительно отвечает за все. Но, боюсь, в любом другом смысле этот ответ сильно неполон. Возьмем наиболее очевидную часть дела. Как, по российским законам, обеспечивается разделенность законодательной и исполнительной властей, а равно и предотвращается чрезмерная, на взгляд законодателя, централизованность самой исполнительной власти? Путем всенародных выборов депутатов и губернаторов. Ну и как они проходят, наши выборы? То, что мы наблюдали по этой теме весь прошедший год, очень хочется назвать полномасштабным избирательным кризисом. Фарс с выборами губернатора в Приморье, запредельный фарс с выборами президента в Якутии, прецедентный фарс с выборами депутатов в Мосгордуму, множество менее громких конфузов — если всс это случайности, то где же случайности более духоподъемного толка? Отчего-то не вспоминаются. Если говорить о выборах глав регионов, то оба названные (и масса неназванных) примера наводят тоску беспросветную. Все СМИ комментировали происходившие там малопристойные скандалы как следствие того, что действующие главы не устраивали Кремль — и он пропихивал своих кандидатов. И почти никто не задавался вопросом: а почему всех, помимо Кремля, так уж устраивал, например, Е. И. Наздратенко — человек, за годы правления которого благодатнейший регион Дальнего Востока обратился в собственную тень? Почему никто, кроме Кремля, не собирался сменять М. Е. Николаева — всем так нравилось, что под его чутким руководством растащили (По суду пока не подтверждено — Счетная палата «обобщает результаты проверки») даже лично курируемую Путиным помощь затопленному Ленску? Если без вмешательства центральной власти выборы губернаторов не пригодны даже для того, чтобы сменить таких лидеров, на что они вообще нужны? Оставим сейчас в стороне законодательные аспекты проблемы (например, вопрос о том, насколько в принципе оправданно всенародное избрание главы в дотационном субъекте федерации — то есть в могучем большинстве регионов), и рассмотрим ее практический аспект. Очевидно, в отношении и Приморья, и Якутии, да и других регионов верно хотя бы одно из двух предположений, а то и оба. Либо региональная политическая жизнь слишком скудна, чтобы выкатить к выборам хоть одну альтернативную команду, имеющую основания претендовать на победу, — либо у правящего губернатора настолько плотно все схвачено (избиркомы, правоохранители), что ни один дурак и не суется всерьез с ним связываться. Конечно, и то и другое безоговорочно свидетельствует, что большинству населения, в сущности, и на эти выборы, и на всю местную «политику» — плевать с тридцатого этажа. Социологи уверяют нас, что народ «любит выбирать губернаторов»: и явка, мол, высокая, и вообще. Может, и любит — как некое развлечение. Но тогда разумнее было бы раз в четыре года устраивать в каждом регионе гастроли Киркорова и (или) «Аншлага» — да хоть корриду. Удовольствия столько же, вреда меньше. Еще и еще раз: нигде и никогда развитая демократическая система не возникала вдруг. Без поначалу жестких и лишь очень медленно смягчаемых цензов, без вековой привычки к выборам на местном уровне, где правильность или ошибочность голосования немедленно «дается в ощущении», появления вменяемого электората история не наблюдала — не будет наблюдать и в России. А неизбежно будет наблюдать именно то, что налицо у нас сегодня: иррациональные предпочтения; превалирование на избирательных участках если не маргинальных, то наименее активных слоев населения — и все более явный отказ от голосования людей самостоятельных, не приученных отцами видеть в этом занятии прок и не видавших его на собственном опыте. Так вот нам не повезло — ну не было у нас времени на постепенность: всс коммунизм строили. Ну а если предусмотренные законом методы обеспечения самостоятельности ветвей власти работают вот так, то как ее прикажете на деле обеспечивать? A little элитаПриведенные наблюдения, конечно, не повод для паники. Во-первых, потому, что когда Бог создавал время, он создал его достаточно. Нашей демократии всего-то десять лет — по историческим меркам это просто ноль. Терпение и терпение. Во-вторых же, потому, что химически чистой демократии в реальной жизни и не бывает. Демократия всегда и везде в той или иной степени управляема — на что же, по-вашему, существует такая вещь, как элита? Именно на то, чтобы разведывать пути для нации и (когда аккуратненько, а когда и не очень) подталкивать в нужную сторону электорат. И, раз уж при нынешнем положении в электоральных делах выбирать приходится только из двух вариантов: либо явно управляемая демократия, либо никакой, — то нет ничего страшного в том, чтобы, покуда народ России дозревает до гражданственности… Нет, не выговаривается. Есть управление и управление, на все должна быть манера. Управляемая демократия в исполнении отечественной элиты, боюсь, окажется малоприятной и сильно рискованной. Опуская для краткости дежурные оговорки (мол, конечно, кое-кто кое-где у нас — ого-го…), можно сказать, что эта самая элита сервильна, безответственна и, вежливо выражаясь, не слишком изобретательна (А может быть, все еще проще, и никакой элиты в сколько-нибудь серьезном смысле слова в России попросту нет. Когда ВЦИОМ по заказу «Коммерсанта» спросил у публики, кто, по ее мнению, входит в российскую элиту, второе (за Путиным, конечно) место заняла А. Б. Пугачева). Пример того, как грозит выглядеть управляемая демократия a la russe, дали уже упоминавшиеся выборы в Мосгордуму. Напомню, что на них все, кроме КПРФ и ЛДПР, представленные в Думе партии заключили пакетное соглашение и выдвинули единый список. Естественным результатом стало полное отсутствие интереса москвичей к выборам и, вполне вероятно, подсыпка бюллетеней в урны для достижения необходимой явки в 25%. Это вовсе не такая невинная шалость, какой многие ее сочли. Все привыкли к тому, что региональные представительные власти — малоосмысленные конторы, в огромном большинстве случаев тихо сидящие в кармане у губернатора. Так почему бы и суперпопулярному (во всяком случае, до недавнего времени) Ю. М. Лужкову не слепить свою думу из списка имени себя и Ельцина, как на прошлых выборах московских депутатов, или из многопартийного списка имени Путина и себя, как в этот раз? Да потому, что как раз на примере Москвы особенно видна тупиковость такого пути. Тупиковость и практическая (транспортный коллапс, настигший столицу этой зимой, показал, к чему неизбежно приводит даже огромный, по российским меркам, бюджет, утверждаемый и контролируемый карманными депутатами; бюджет, в котором много лет находились деньги на любое церетели, но не хватало средств на разгребание насущнейших проблем), и политическая. На этих самых декабрьских выборах вдвое выросла доля голосующих за коммунистов, и втрое — голосующих «против всех». И это в сверхдемократической Москве! Если, как уже намекали осведомленные люди, разработанное столичными политтехнологами ноу-хау единого списка партии власти будет применяться и на грядущих выборах в федеральную Думу, это станет просто опасным. Словом, заставь нашу элиту управлять демократией… А если из этакого управления, сохрани Боже, и впрямь вылупится нечто скверное, так все ведь будут — невинные страдальцы. На маршеОсобенно-то расстраиваться, впрочем, не надо. Не только широкая публика, но и элита не могла в советскую эпоху приготовиться к роли, которую вынуждена играть теперь. И если запретить себе надеяться на чудеса, то понимаешь, что процесс формирования чего-то более или менее разумного идет даже с неожиданной быстротой — опять же, и во всем населении, и в том, что мы называем элитой. Вспомните не столь уж давний 1993 год, когда эта самая элита практически без остатка делилась на две взаимно ощеренные половины. Насколько же ее нынешнее состояние сложнее, а ведь это — ключевой параметр. Структуризация идет полным ходом, в том числе и по интересам. Так, глядишь, и сложится база для более, чем теперь, внятной внутриполитической жизни — для настоящих, а не чиновничьих и не диванных партий, для осмысленных, а не для галочки, выборов и проч. Но именно затем, чтобы она скорее сложилась, не следует самим себе врать. Нужно честно признать, что пока до столь желанного результата еще очень далеко. Что, например, всем очевидный контраст между заоблачным рейтингом президента и почти комической безликостью всей остальной политической верхушки есть свидетельство полной аморфности и общества, и возглавляющей его элиты. И что аморфность эта неразрывно связана с пустотой и непредставительностью общественной повестки дня. Да, знаменитое гражданское общество у нас постепенно возникает: сгущаются некие центры общественной активности, начинаются их попытки выстроить диалог и между собой, и с властью. Но пока все это очень расплывчато. С одной стороны, большинство помянутых центров держится несуразно робко: львиная доля исходящих от них сигналов сводится к поддержке уже прозвучавших инициатив власти — при том, что власть, надо отдать ей должное, и сама понимает, и даже вслух говорит, что ее набор инициатив никак не идеален. С другой стороны, эти центры еще не готовы осознавать и подавать себя как самодостаточные части, а всс норовят быть представителями целого — выступают «за всс хорошее, против всего плохого». Обе эти черты формированию реальной повестки дня никак не способствуют. Но — лиха беда начало. Так что я бы не разделял уверенности цитированного мною в самом начале автора в неизбежности полицейского режима. Если мы все постараемся, то имеем все шансы сформировать хоть какой-то каркас общества быстрее, чем власть, не находя, на что можно опереться, в этот самый режим скатится. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| Михаил Делягин © 2004-2015 | |