| Михаил Делягин: "Восточная Европа: доинтегрировалась?" |
|
2009.09.28 , Комсомольская Правда
, просмотров 724
Последней «пощечиной общественному вкусу» стало заявление Обамы об отказе
размещать ПРО в Чехии и Польше. О чем гордых поляков даже не удосужились заранее предупредить.
ДЕЛЯГИН: - Что касается размещения ПРО в Польше и Чехии: то ли это была ошибка американцев, то ли переговорная позиция, заранее предназначенная для размена. А возможно, смысл вброса в обсуждение идеи этого района заключался в привязывании Польши и Чехии к США, в разжигании в них антироссийской истерии. В этом отношении очень знаменательно июльское открытое письмо к Обаме ряда бывших руководителей стран Восточной Европы, подписанное, среди прочих, Валенсой и Гавелом.
ЧЕРНЫХ: - Бывшими легендарными президентами Польши и Чехии!
ДЕЛЯГИН:- Смысл письма - просьба не забывать Восточную Европу, в том числе не обделять ее системой ПРО, и не оставлять ее без защиты перед лицом агрессивной России.
Но в целом восточно-европейский район ПРО имел исключительно политическое, а
не военное значение. Ведь "в случае чего" наши ракеты полетят к США через Северный полюс, а иранские, когда появятся, могут в США лететь и через Тихий океан.
Но самое главное, что одновременно с разговорами об этом районе и истериками
по его поводу со всех сторон - и с нашей, и с американской, и с польской, и с чешской, - американцы очень тихо, спокойно и быстро разворачивали другие районы ПРО. Так, на сегодня полностью развернут район ПРО на Аляске - 100 противоракет, прикрывающих США от нас. Развертывается такой же район в Калифорнии, который прикроет Америку от Китая. Но это только "последняя линия обороны". Перед ней еще будет ПРО морского базирования: похожие ракеты, стоящие на кораблях. Их можно подогнать к американскому берегу, можно к берегу потенциального противника, можно поставить посередине. И, наконец, есть "передовая линия" ПРО - лазеры на самолетах. Они успешно испытаны, хотя еще не развернуты. Смысл простой: примерно известно, где
находятся подлодки потенциального противника с ракетами, - и самолеты барражируют над соответствующим водным пространством. Когда с подлодки происходит запуск ракеты, самолет фиксирует его и уже на начальном этапе полета ракеты сбивает ее лазером.
- У Ирана подводных лодок, кажется, нет.
ДЕЛЯГИН: - По-моему, теперь есть, но немного и уж точно не атомоходов, то есть они не могут подойти к США.
Но понятно, что ПРО как таковая развернута не против Ирана, - хотя бы потому, что он может обстрелять ракетами американскую базу на острове Диего-Гарсия, а все, что дальше, - это уже достижения не иранской армии, а американской спецпропаганды. ПРО развертывается не против тех, у кого нет ракет, а против тех, у кого они есть, - против нас и отчасти против Китая.
План размещения ПРО в Польше и Чехии, повторяю, был либо "разменной монетой", либо операцией прикрытия развертывания настоящей американской ПРО, либо действительно паранойей, как выразился однажды Обама по другому поводу.
Ведь в администрации Буша неоконсерваторов было очень много, и с адекватностью у них были тяжелые проблемы.
- Да, там хватало «ястребов».
ДЕЛЯГИН: - Но мы говорим про Европу. В этом отношении мне очень понравилась
поза, в которую американцы поставили польских руководителей. Те были уязвлены в самое сердце. Представьте себе: эти люди искренне считали себя одновременно 27-м членом Евросоюза и 52-м штатом США и научились извлекать очень существенные политические и финансовые выгоды из этой парадоксальной дуалистичности. Когда им нужно, они носители европейской культуры и цивилизации, а когда нужно - они против этой замшелой старой Европы, вместе с передовой Америкой.
И вот ни с того, ни с сего такая оплеуха, как отказ от размещения противоракет!
С другой стороны, сейчас эйфория у грузин.
- С чего бы?
ДЕЛЯГИН: - С их политиками и экспертами случилось сложное умозаключение в стиле искандеровского "Созвездия Козлотура". В самом деле: если ПРО не будут развертывать в Польше и Чехии, - значит, развернут в каком-то другом месте. А раз его будут развертывать в каком-то другом месте, то, наверное, в Грузии, потому что где же еще? Ну посудите сами: зачем было отказывать в этих противоракетах Польше, если не планировалось заранее их размещение в Грузии?
При этом меня умиляет раж грузинской элиты и грузинских политологов. Район ПРО - это место, которое в случае чего будет полем боя. Это ПРО будет уничтожаться в первую очередь, по нему будет наноситься отдельный удар, - именно поэтому население Чехии и даже Польши этим базам было не очень радо, несмотря на создание на них рабочих мест: никому ведь не хочется быть мишенью.
- Закон войны: глаза и уши врага надо уничтожить в первую очередь.
ДЕЛЯГИН: - Так вот, довольно многие грузинские политики, политологи и комментаторы заходятся в буквально телячьем восторге от того, что Америка может удостоить Грузию высшей чести, превратив ее в мишень.
- Для России?
ДЕЛЯГИН: Если ПРО будет развернуто в Грузии, то не против России - кого от России в Грузии прикрывать, не Курдистан же? Так что если это случится, то прикрытие будет против Ирана.
Но представление части грузинской элиты, что американцы удостоят Грузию чести, доверив ей стать мишенью, чтобы на нее падали ракеты, ей не предназначенные, - это восхитительно. Это патриотизм, который не снился даже Валерии Ильиничне Новодворской.
Но в целом, хотя история с ПРО и интересна, для нас сегодня наиболее важен вопрос о перспективах Европы. Причем не только по прагматическим соображениям, хотя они тоже существенны. Ведь Евросоюз - наш крупнейший торговый партнер, и было бы неплохо, чтобы он таким и оставался. Ведь сопоставление динамик грузоперевозок в Евросоюз и в те же Китай и Среднюю Азию создает шоковое ощущение: грузоперевозки по железным дорогам в Евросоюз снижаются.
Да, сначала был кризис, это естественно, но вдруг выяснилось, что в Евросоюзе очень дорогая продукция, - и нам в кризис она не по карману, так как есть места, где можно купить то же самое дешевле, а то и лучше.
- Это где?
ДЕЛЯГИН: Дешевле в Китае, лучше в Японии. Очень мало вещей, продающихся в Евросоюзе, которые нельзя купить на более благоприятных условиях в другом месте. Исключение - совсем сложные технологии, но их не очень-то и продают. С другой стороны, продавая что-то в Евросоюз, наши производители часто сталкиваются с протекционизмом, а то и просто с враждебностью по отношению к России. В результате грузоперевозки в Евросоюз сокращаются, - а в Китай забиты все железные дороги. Когда эта пробка возникла, сначала решили, что какие-то хитрые чиновники хотят создать искусственные проблемы, чтобы на этом заработать деньги и монополизировать рынки, разрушив конкурентов, - но пробка сохраняется уже слишком долго.
Приходится признать, что никакого злого умысла там не было, а если и был, то он не главная причина затруднений с перевозками. А главная причина - рост товарооборота до такой степени, что с ним уже не справляются имеющиеся транспортные пути.
Но все равно, несмотря на наглядные структурные изменения, хотелось бы, чтобы Евросоюз оставался нашим крупнейшим торговым партнером. И в этом отношении нам важно, каким он будет. Будет ли ненависть к России оставаться ключевым критерием демократии для Восточной Европы? Ведь сегодня если кто-то там не ненавидит Россию, то он по определению не демократичен с точки зрения Запада. А если он ненавидит Россию, то он демократичен практически по определению. Это подход, который не озвучивается, но реализуется на практике и виден в той или иной степени почти везде, не только в Прибалтике и Польше.
Да и Польша не может бесконечно болтаться, как цветок в проруби. В какой-то
момент ей придется выбирать, считает ли она себя 27-м членом Евросоюза или
52-м штатом США, - и нам важно, какой выбор, когда и насколько искренне она
сделает.
Да, Польша нам уже не сосед, большое спасибо Михаилу Сергеевичу Горбачеву и
демократическим процессам в нашей стране. Но все равно это для нас
транзитная страна, которая косвенно, но заметно влияет на нас. И что у
поляков будет происходить в голове, в стране и в экономике, для нас важно.
Однако главная причина нашего внимания к Евросоюзу - мировоззренческая. Ведь
Европа для России - символ демократии, цивилизации, гуманизма, культуры. И
после 1999 года мы с огорчением и тревогой видим, что европейская практика
стремительно отдаляется от европейских ценностей. Ведь Югославию растерзали
во многом, просто сублимируя ненависть к России: нашей стране нашли замену,
которую можно было безнаказанно бомбить. И где здесь пресловутые европейские
ценности?
И мы движемся к ситуации, когда едва ли не единственными носителями
европейских ценностей в Европе являются вымирающие интеллигенты бывшего
Советского Союза, своего рода осколки советской цивилизации, и выходцы из
Алтайского края, который по мироощущению многих своих жителей является такой
"сибирской Европой".
И это очень печальная, очень скверная ситуация.
С другой стороны, надо быть скромнее. Мы привыкли абсолютизировать свое
время, свою жизнь, привыкли смотреть на себя как на "пуп земли", - это
естественная, но непростительная аберрация зрения. Мы привыкли считать свою
эпоху самой величественной и самой главной, а Евросоюз - самым существенным
интеграционным проектом просто потому, что он реализуется при нашей жизни.
Это ошибка, и мы даже не сознаем ее глубины.
Европа со времен Древнего Рима и даже Карла Великого пережила такое
количество интеграционных проектов, что их и не сосчитать, и некоторые были
масштабней нынешнего Евросоюза.
Ценность Евросоюза не в его актуальности, не в том, что мы можем
почувствовать свою сопричастность к нему и попользоваться им, но в том, что
это самый гуманистичный из всех интеграционных проектов Европы. Напомню, что
прошлый интеграционный проект был осуществлен Гитлером.
- Который тоже по-своему объединял Европу.
ДЕЛЯГИН: Ну не Африку же. Он почти объединил Европу - с географической точки
зрения мы помешали. А исходя из сегодняшних границ - да, объединил. "От
Бреста и до Бреста."
- От Бреста французского до белорусского. Того самого, с легендарной
крепостью!
ДЕЛЯГИН: - Почти без ограничений, послаблений, исключений. Это было реальное
объединение, реальная интеграция. Другое дело, какой эта интеграция была и
для чего она осуществлялась.
- Включая Освенцим.
ДЕЛЯГИН: - Но это все равно была евроинтеграция.
Так что Евросоюз хорош тем, что он самый гуманистичный из европроектов, по
крайней мере, по замыслу.
И когда мы видим, что часть надежд, которые 20 лет назад на него
возлагались, не оправдались, - эти надежды нельзя забывать. Надо понять,
почему их не удалось воплотить в жизнь. А то у нас даже некому толком
изучать этот Евросоюз: основная масса изучает его на европейские гранты, по
принципу "что от меня хотят получить, то я и напишу". Иначе ведь грант не
получить.
А с другой стороны, мы видим, что те надежды 20-летней давности, которые в
принципе могли реализоваться, уже все реализовались. И возникает вопрос, что
дальше.
У меня была любимая шутка: Моисей водил народ по пустыне 40 лет - выходит,
мы уже полдороги прошли? И на эту шутку один старый мудрый еврей ответил:
"Так то евреев".
И вот чтобы не бродить в потемках не 40 лет, а 50, о которых говорил Кудрин,
или еще больше, - нам надо понимать, что будет дальше.
Повторюсь: что могло реализоваться хорошего, уже реализовано. Надежды,
которые могли сбыться, уже сбылись. Что дальше?
А ведь поводов для оптимизма не так уж много. Мы можем смеяться над
прибалтийскими хуторянами, дорвавшимися до власти, или плакать по этому
поводу - у кого какое расстояние.
- Задорнов смеется. Тот, который юморист, а не бывший министр финансов.
ДЕЛЯГИН: Потому что живет не Таллинне, не в Риге и даже не в Юрмале. Он
живет в другой стране. А те, кто живут в Прибалтике, все больше зубами
поскрипывают да плачут, хотя и с разной степенью интенсивности.
Но Евросоюз сам по себе переживает огромные трудности. Даже если не брать
текущий кризис, самое главное - огромная внутренняя дифференциация. Такое
ощущение, что Европа в пароксизме 2004 года, расширившись за пределы
Западной и Центральной Европы, в Восточную Европу, отхватила себе кусок,
который политически и географически Европа, а культурно - все-таки не
Европа.
- Звонок в студию: Хочу выразить восхищение Михаилом Геннадьевичем.
Русская земля дает такие таланты. Я увлекся венгерским языком. Что вы
думаете о Венгрии?
ДЕЛЯГИН: - Я не являюсь специалистом по Венгрии, но помню, что в
социалистическом лагере она была второй по уровню развития после ГДР.
Венгерский народ очень интересен; его язык близок к индийскому, а сами
венгры - отдаленные потомки гуннов. И это очень серьезные, стойкие люди,
способные за себя постоять, и в истории это очень хорошо видно, в самых
разных ее аспектах.
Когда Саркози боролся за президентство во Франции, многие аналитики среди
его достоинств указывали, что он наполовину венгр; "Саркоши" - венгерская
фамилия.
Думаю, что Венгрия в будущем за себя тоже постоять сможет. Потому что это
более прагматичная страна, чем Польша, и менее склонна к погоне за
сиюминутными интересами, более склонна к сохранению себя, чем многие другие
восточноевропейские страны. Но она попала в ту же ловушку, в которой
очутилась вся Восточная Европа, и о которой мы поговорим чуть позже.
А пока вернемся к Евросоюзу. Его главная проблема - большая внутренняя
дифференциация. Носители разных культур, даже французы и немцы, по-разному
реагируют на одни и те же управленческие воздействия. Между ними разница на
порядок меньше, чем между ними и восточноевропейцами - поляками, чехами и
венграми. Но даже немцы и французы, которые друг у друга выпили столько
крови, что практически стали братьями, повторяю, по-разному реагируют на
одни и те же управленческие воздействия, - и это является большой
практической проблемой.
Ее частное проявление - кризис управляемости. В Евросоюзе любое решение
принимается на основе многоуровневого компромисса между 27 странами с
различными интересами и даже разным уровнем понимания одних и тех же
проблем. Яркий пример - латыш на посту европейского комиссара по энергетике
при том, что в Латвии никогда серьезной энергетики не было, латыши ей
никогда не занимались, и соответствующая культура, школа полностью
отсутствует. Назначить латыша главным энергетиком Европы - то же самое, что
швейцарца назначить адмиралом военно-морского флота вопреки тому, что у
Швейцарии морского флота нет и не было никогда.
И нахождение общей точки, любое совместное решение представителей столь
различных интересов и культур - это многоуровневый компромисс. В "пакете" с
решениями по энергетике, например, идут договоренности по торговле,
сельскому хозяйству, транспорту, науке, культуре, миграции, - по всему, что
только можно представить!
И вот когда вы эту позицию так трудно выработали, вы ее уже изменить не
можете почти никак, - просто потому, что слишком сложен процесс выработки
этой позиции. И, когда представитель Евросоюза приходит на переговоры с
представителями не входящей в Евросоюз страны, он не может изменить свою
позицию. И он, с одной стороны, говорит о европейских ценностях, а с другой
- своим поведением полностью их отрицает. Потому что с ним невозможно
дискутировать: его точка зрения не поддается изменению.
Европейский бюрократ - это запись на магнитофонной ленте. Вы нажимаете
кнопку, прослушиваете исполнение, - и можете излагать любые аргументы,
ставить условия, возмущаться, негодовать, лебезить, - в ответ вы все равно
получите ту же самую магнитофонную запись, потому что 27 стран не могут так
просто менять свои позиции.
- Вспомним хотя бы сложную ситуацию с той же энергетикой, которую
обсуждали в Финляндии. Поляки единственные тогда выступали против России
из-за проблем с мясом. Поперек всей Европы встали!
ДЕЛЯГИН: Помню прекрасное высказывание польского эксперта, который сказал в
ноябре 2006 года дословно следующее: "Мы все знаем, что проект газопровода
"Северный поток" обошел территорию Польши из-за позиции польского
правительства. Конечно же, в этом виновата Россия". Никакого противоречия
внутри своей позиции он не уловил: для него естественно, что Россия виновата
уже потому, что она Россия. С другой стороны, если кто-то где-то в чем-то
виноват, то это Россия.
- Даже когда поляки нам буйволятину под видом хорошего мяса поставляли.
ДЕЛЯГИН: Трава зеленая, небо синее, люди работают, виновата Россия. Это
устойчивое словосочетание, стереотип, которой вбит в голову не только
полякам - в той или иной степени почти всей Восточной Европе, да и нам самим
тоже. Нас заставляют бесконечно каяться в пакте Молотова - Риббентропа, и мы
всерьез это обсуждаем, - а вопрос о том, как должны каяться те, кто все 30-е
годы науськивал на нас Гитлера, кто пошел на Мюнхенский сговор, нам даже в
голову не приходит. Потому что мы тоже априори исходим из предпосылки своей
виноватости.
В силу описанных выше особенностей при столкновении с евробюрократами мы
видим, что они нетерпимо проповедуют толерантность и авторитарно навязывают
демократию. Своим стилем поведения полностью опрокидывают те ценности,
которые сами проповедуют. Что тут делать? Непонятно.
Следующая проблема Евросоюза - обострение противоречия между идеей
равноправия членов Евросоюза и различным уровнем их развития, как
экономического, так и культурного. Предполагалось, что финансовая и
технологическая поддержка приведет к быстрому выравниванию уровня развития
разных частей Европы, - но ничего не выровнялось. Немцы остались немцами,
испанцы испанцами, поляки поляками. И стало ясно, что никакого значимого
выравнивания не будет и в будущем.
Очень серьезная проблема - слабость европейской самоидентификации. Она ярче
всего проявляется в управленческой несамостоятельности. После Ирака
европейская элита впервые за послевоенную историю могла освободиться от
контроля американцев и стать полностью самостоятельной, - и американцы не
могли жестко настаивать.
Однако европейские элиты смертельно испугались ответственности, связанной с
самостоятельностью, и в ужасе отшатнулись от нее. Ведь когда вы "сидите во
внутреннем кармане у старшего брата" и доверяете ему принятие главных
решений, - вы тем самым перекладываете на него ответственность. Вы можете
его не любить, презирать, издеваться над ним за его некультурность, но он
решает за вас и отвечает за свои решения, а вы ни при чем и чувствуете себя
комфортно, - как советская интеллигенция под крылышком коммунистической
партии.
Советские интеллигенты четко знали, что у них будет еда, работа,
здравоохранение и безопасность, что их дети будут ходить в школу и иметь все
мыслимые социальные гарантии. И в этом комфортном положении было очень
удобно и приятно ненавидеть советскую власть, которая все это обеспечивала,
принимала все решения и была, в общем, намного более гуманной, чем наша
власть нынешняя.
Вот это позиция европейской элиты. Когда на них пахнуло ответственностью,
они перепугались и сломя голову, с восторгом облегчения кинулись обратно под
американский зонтик. Потом это назвали "трансатлантическим ренессансом".
Я не хочу сказать, что эти европейские "лидеры" плохие: они просто другие.
Они испугались ответственности за свои народы, не захотели самостоятельности
своих народов, - это был их честный свободный и практически открытый выбор.
Может быть, для их народов это было неплохо. Если бы их народы захотели
другого, лидеры бы так себя вести не смогли. Но это-то и проблема, что
Европа не хочет самостоятельности, не хочет сама отвечать за себя. И, когда
возникает вопрос, а что такое Европа, - идентификация оказывается предельно
размытой.
И, наконец, серьезнейшая проблема - сама модель евроинтеграции. Президент
Чехии Клаус - тот еще либерал, друг Чубайса - официально заявил, что
результатом евроинтеграции стало выкачивание денег из Чехии, и сальдо
текущих операций платежного баланса восточноевропейских стран показывает,
что это правда. С 1990 по 2008 годы во всех странах это сальдо резко
ухудшилось. Единственное исключение - Словакия, но причина понятна: огромный
нефтеперерабатывающий завод под Братиславой, который обеспечил приток
средств. А в целом деньги уходят из Восточной Европы: новые члены Евросоюза
оказываются неформальными донорами старых.
По сути дела, это либеральный неоколониализм. Это скупка национальных
экономик крупными транснациональными концернами, не только немецкими или
американскими, но и некоторыми другими, а скупка экономики - это и скупка
политики. Через рабочие места, через налоги, через прямое политическое
влияние: кому принадлежит экономика, тому обычно принадлежит и страна.
Исключения редки. И где здесь суверенитет, который мы должны уважать?
В целом позиция старых членов Евросоюза проста: "Возьмите наши стандарты, а
мы за это возьмем ваши ресурсы, которые нам нужны, и ликвидируем те ваши
ресурсы, которые могут конкурировать с нами".
Проблемы Евросоюза заключаются еще и в глубоком моральном кризисе, который
является подрывом не только конкурентоспособности, но и жизнеспособности.
Моральный кризис проявляется в переписывании истории: это очень бдительный
синдром.
Другое проявление этого кризиса описывается поговоркой "В своем глазу
соломинка, в чужом глазу бревно": страны Евросоюза насаждают демократию в
Афганистане и Ираке при полной терпимости к ее "дефициту", по официальной
европейской терминологии, в таких его членах, как Латвия и Эстония.
- И к пропаганде нацизма.
ДЕЛЯГИН: Евросоюз согласен с возрождением фашизма на государственном уровне
в ряде членов Евросоюза.
Евросоюз по сути дела одобряет и поддерживает торговлю людьми. Напомню, что
Милошевич был продан правительством покойного Джинджича за обещание 300 млн.
долларов. Если бы этого не случилось, Джинджич сейчас был бы жив и здоров,
так что это двойная трагедия.
И в целом Евросоюз исповедует принцип неравноправности сотрудничества. Когда
Путин в 2001 году после 9 сентября выступал в бундестаге, он предложил пакт
"Сырье в обмен на технологии". Мы обеспечиваем вам бесперебойную поставку
сырья, вы обеспечиваете нам доступ к своим технологиям и тем самым -
модернизацию. Евросоюз официально не отреагировал никак вообще, а
неофициально дал понять, что, мол, ваше сырье мы возьмем и так, а наши
технологии оставим себе, как ключевой конкурентный ресурс, чтобы всегда быть
лучше вас, выше вас и впереди вас.
- А вы будете сырьевым придатком.
ДЕЛЯГИН: - Когда исходно закладывается модель неравноправного
сотрудничества, это уже большая проблема, в том числе и с точки зрения
жизнеспособности общества, которое этого не стесняется.
Важно, что кризис Евросоюза не облегчается, а существенно усугубляется
глобальным экономическим кризисом. Даже относительно развитые, старые члены
Евросоюза испытывают колоссальные проблемы. Мы привыкли, что самая
распространенная аббревиатура - это БРИК - Бразилия, Россия, Индия, Китай.
Так вот, на смену этому термину по частоте использования идет термин PIGS -
Португалия, Италия (хотя я думал, что должна быть Ирландия), Греция,
Испания. Это отражает разочарование в экономиках этих стран, у которых
большие трудности.
- Особенно безработица в Испании.
ДЕЛЯГИН: - Она выше, чем безработица в Польше, можете себе такое
представить? Такое ощущение, что там работают только "СЕАТ", производители
вина и туристические фирмы. А все остальное остановилось, - при том, что в
Испанию были вбуханы безумные деньги. Там была сделана качественная
инфраструктура, в том числе замечательное здравоохранение: частное, но
дешевое и качественное. Там довольно хорошая система образования, - и все
это никому не помогло, и успешная благополучная страна внезапно превратилась
в камень на шее Евросоюза. Это ужасно и для европейцев непонятно.
Принципиальная позиция развитой части Евросоюза в отношении его новых членов
из Восточной Европы - отказ от полномасштабной поддержки: пусть каждый
выживает в одиночку. Это решение обнажило деление якобы "единой Европы" на
страны не двух, не трех, а даже четырех сортов. Прежде всего, есть доноры,
- по сути дела хозяева Евросоюза...
- Это Германия…
ДЕЛЯГИН: - И Франция. Вторая группа - развитые страны, как правило,
небольшие, которые обеспечивают себя сами. Третья группа - получатели помощи
и четвертая - неразвитые страны, которые не имеют политического влияния,
чтобы добиться помощи Евросоюза. К последней категории относится почти вся
Восточная Европа, только Польша может надеяться как-то проскочить в третью
категорию.
Это означает крах идеи однородной, равно развитой и равно демократической
Европы. А если эта идея потерпела крах, тогда для чего нужен Евросоюз? Зачем
единство, если внутри этого единства страны будут делиться на сорта?
Наконец, мы видим конец экспансии: у Евросоюза и еврозоны нет больше
ресурсов для расширения, а кандидаты на вступление испытывают большие
проблемы и не могут соответствовать даже самым мягким требованиям.
- Кто кандидаты? Назовите, Михаил Геннадьевич.
ДЕЛЯГИН: - В еврозону - Польша, Прибалтика, Чехия, Венгрия. В Евросоюз -
пресловутые Украина с Грузией, а также Сербия. В него еще могут вступить
маленькие страны типа Черногории и относительно развитая Хорватия, но и у
них проблемы из-за экономического кризиса.
Европейский проект был экспансионистским с конца 80-х годов. Он был
ориентирован на экстенсивное расширение, а теперь он из экстенсивного
принужден становиться интенсивным - и что из этого выйдет?
Вопрос открытый, но это вопрос о наших непосредственных соседях.
- Да, это же соседи!
ДЕЛЯГИН: - Понятно, что "Восточное партнерство" - паллиатив, та самая
стратегия "возьмите наши стандарты и отдайте нам все остальное", о которой я
говорил. Но его паллиативность и тупиковость будет ясна очень скоро, - так
же, как очень быстро стала ясна бессодержательность пресловутых "дорожных
карт" Евросоюза в отношениях с Россией.
Мы привыкли воспринимать европейский проект как что-то неуклонно
расширяющееся и несущее цивилизацию, куда мы тоже обязательно вступим, когда
дорастем. Точно так же, как нас когда-то принимали сначала в пионеры, а
потом в комсомольцы, Россию со временем примут в Евросоюз. Да, конечно,
сначала нас внимательно спросят, какие есть ордена у ВЛКСМ и за что они
получены, уточнят имена пионеров-героев, фамилии членов Политбюро ЦК КПСС,
пожурят за прошлогоднюю драку и тройку по химии, - а потом обязательно
примут нас в Евросоюз, и нам будет хорошо.
Так вот, хорошо не будет, потому что европейский проект в том виде, в
котором мы привыкли его воспринимать, закончен. Я тоже русский, и для меня
Европа - тоже символ цивилизации. И мне стыдно и страшно думать о том, что
Европа заканчивается на наших глазах. И, возможно, мы доживем до того
времени, когда будут с полным основанием говорить: Европа там, а
демократические ценности здесь.
Нам к этому придется пройти еще очень длинный, страшный и тяжелый путь. Но я
боюсь, что мы доживем до этого времени, и европейские ценности действительно
будут здесь, а там будут ценности какие-нибудь совсем другие.
Почему я этого боюсь?
Потому что путь к этому будет очень страшным, да и просто тяжелым. Не будем
забывать, что глобальный экономический кризис - это только внешнее выражение
перехода современного человечества. Его внутреннее устройство на всех
уровнях - от семьи до союзов государств - приспособлено к индустриальным
технологиям. Сегодня появляется качественно новый технологический базис:
информационные технологии, которых много даже на обычных индустриальных
производствах, - и они уже меняют внутреннее устройство человеческого
общества.
Нынешнее человечество приспосабливается к информационным технологиям точно
так же, как оно в XVIII и XIX веках приспосабливалось к технологиям
индустриальным. Эта трансформация очень болезненна, и не понятно, как все
это будет происходить.
Но ключевой вопрос сегодня уже ясен: это сверхпроизводительность
информационных технологий, которая делает избыточным значительную часть
современного населения, в том числе "средний класс". Грубо говоря, нужное
количество продукции может быть произведено значительно меньшим количеством
людей.
И возникает детский вопрос: что делать с остальными?
Прежде всего, непонятно, что это за демократия без "среднего класса". Ради
кого и кем она будет осуществляться? Будет это охлократия по Аристотелю, то
есть власть быдла и шпаны, или же это будет демократическая аристократия?
Или олигархия?
Мы привыкли смеяться над парафразом того же Аристотеля: все свободны, и у
каждого десять рабов. Но это наша ошибка: почти только мы одни в мире с
высот русской культуры считаем людьми всех без исключения, а в рамках многих
культур "все" - это только те люди, у которых есть рабы. А рабы - это не
люди, а говорящий скот…
Но вопрос не в судьбах и виде демократии, вопрос в смене парадигмы развития
человечества. Если мы по-прежнему будем развиваться прежде всего ради
прибыли, то нам уже в ближайшие годы предстоит решать чудовищную задачу -
утилизацию лишнего населения Земли. Ну, и желательно самим в эту категорию
не попасть.
Это людоедская задача.
Если мы не хотим ее решать, то мы должны признать, что человечество должно
развиваться не ради прибыли, а ради чего-то другого. Ради саморазвития
людей, ради того, чтобы быть лучше, более развитыми, гуманными,
эмоциональными. По этому пути пыталась идти советская цивилизация, - у нас
не получилось. И теперь мы интенсивно тянемся в поисках этого пути к
европейской цивилизации, но мы к ней тянемся как раз в тот момент, когда она
сама от этого пути отклоняется, отходит от своих прокламируемых ценностей.
У них тоже идет размывание "среднего класса", - просто медленнее, чем в
Америке, и еще более медленно, чем в неразвитых странах мира. Как раз
сейчас, когда европейские гуманные ценности могут стать магистральным
направлением движения человечества, когда объективно потребность в них
максимальна, Европа начинает уклоняться от собственных ценностей.
Это видно по массе мелких второстепенных деталей. Вот, неделю назад я
приехал с Восточно-европейского экономического форума в Крынице - это была
подлинная манифестация ненависти к России. Причем в довольно трудных
условиях: на самом богатом курорте ржавые крыши даже в центре города. Но эти
европейцы не занимаются крышами - эти европейцы занимаются обвинениями
России.
В этой манифестации ненависти, в которую вылилась эта конференция, разум
даже не ночевал. Карл Маркс ненавидел Россию...
- Было такое классовое чувство у вождя мирового пролетариата! Не
афишировавшееся при Советской власти.
ДЕЛЯГИН:- Но Маркс аргументировал свою нелюбовь. Было понятно, чего именно
человек не любит, но он приводил аргументы, и эти аргументы можно было
рассматривать. Сейчас же просто рвут на груди рубашку, не могут привести
никаких аргументов: суть позиции в том, что Россия виновата всегда и во
всем, просто потому, что она Россия.
Это не просто деинтеллектуализация: это еще и дегуманизация.
И мы видим, что европейские ценности растворяются. Это можно сравнить с тем,
как если бы Вы молились на святую икону, а она оказалась пластиковой
поделкой, сделанной китайцами в соседнем подъезде. И оказалось, что
настоящая икона только у вас - в сердце. И как вы ее будете беречь и
развивать, непонятно, потому что вокруг обычная жизнь со всеми мерзостями и
проблемами.
Так и с европейскими ценностями: мы на них смотрели со стороны, завидовали
им, пытались их перенимать, - и вдруг они лишаются своего носителя, и
начинают существовать только в наших сердцах. И как их сохранить только в
сердцах, без материального носителя?
Это ужасно.
И, помимо прочего, мы видим в Европе утрату интеллектуальной инициативы.
Ведь все, что я сейчас сказал, это их проблемы.
- Но мы туда рвемся. Поэтому это и наши проблемы.
ДЕЛЯГИН: - В первую очередь это их проблемы, - но они ими не занимаются.
А у нас исчезает внешний носитель и символ наших традиционных ценностей и
появляется дополнительный аргумент сказать в стиле "Москва - третий Рим",
что теперь Москва - это вторая Европа. А может, и первая.
- Мы уже отказались от формулы, что Москва будет мировым финансовым
центром.
ДЕЛЯГИН: - Хорошо, что мы находим в себе мужество отказываться от
глупостей. Потому что кишка тонка стать мировым финансовым центром. После
того, как пройдем и изживем наш собственный кризис - посмотрим, но его еще
предстоит пройти.
Возвращаясь к ранее сказанному: Европа полностью утратила интеллектуальную
инициативу. Ее представители не обсуждают свои проблемы даже между собой,
потому что это неполиткорректно.
Но политкорректное мышление столь же продуктивно, как и безопасный секс. Это
бессмысленное занятие.
И оказывается, что сегодняшние глобальные, да и собственно европейские
проблемы решать некому.
Американская школа мышления дегуманизировалась: если выяснится, что "средний
класс" всего мира стал лишним, они будут решать, как его утилизировать. Это
подход в стиле господ немцев 60-70-летней давности.
Китай рассматривает эти вопросы с точки зрения китайской цивилизации. У них
других ценностей нет, и это их право.
Мы погружены в свои проблемы…
При этом не стоит забывать, что проблем у Европы на порядок меньше, чем у
России. У них есть огромная инерция, которая их держит. Европейский проект
закончился, они переформатируются и будут жить по-другому. Будет Европа,
страны четырех сортов. Или двух.
- Либо трех!
ДЕЛЯГИН: - Или семи. Но решение этих проблем исключительно важно для нас не
только по стратегическим, но и по мировоззренческим, по идеологическим
причинам. Потому что европейские ценности - это то, что держит русскую
цивилизацию, не дает ей свалиться в болото "азиатчины". Мы ведь между двумя
полюсами: снаружи азиаты по отношению к культуре и демократии, а внутри мы
европейцы.
- Азиопы - выражение такое есть.
ДЕЛЯГИН: - Это пустое ругательное выражение в ответ на евразийство. Но это
действительно так, что мы сочетаем европейскую конкуренцию с азиатской
солидарностью. Но если из этого единства, из этого симбиоза выпадет
европейская составляющая, - мы станем неконкурентоспособны: мы же не
китайцы, на их собственно азиатском "поле" мы с ними не справимся.
Пока мы совмещаем в себе Европу и Азию, пока мы совмещаем в себе европейские
ценности с азиатской упертостью и готовностью добиваться их любой ценой, мы
непобедимы. Но стоит соскользнуть в одну из крайностей, в Европе мы
оказываемся в положении хуже Польши, а в Азии - в положении русского в
современной Средней Азии, а то и в Чечне.
И поэтому нам хотелось бы, чтобы Европа оставалась Европой, хотя бы в части
гуманистических ценностей. Но если уж она не может это выдерживать, мы
должны хорошо понимать, что же дальше?
Потому что если европейская интеграция заканчивается, если Восточная Европа
окончательно фиксируется в своей второсортности, у нас появляется огромный
шанс на интеграцию не с Западной, а с Восточной Европой. В которой еще
сохранилась память о налаженных кооперационных связях и возможности для их
восстановления. Посмотрите: чешские трамваи дешевле, чем какие-нибудь
немецкие, и они до сих пор ходят по нашим улицам, по 40 лет, а, может, и
больше.
- А вспомните тепловозы чешские!
ДЕЛЯГИН: - Ну, тепловозы мы и сами умеем хорошо делать. Но есть много вещей
для покупки, - не только Карловы Вары, которые скупили наши так называемые
физические лица, - и есть много возможностей для кооперации.
И самое главное: как только мы начинаем интегрироваться с Восточной Европой,
мы автоматически начинаем восстанавливать единство постсоветского
пространства, которое оказывается в "кольце интеграции".
А это важно, потому что Россия экономически не может существовать без
Белоруссии, Украины и Казахстана. То, что геополитики называют сердцевиной
Евразии, - некая реально существующая объективная общность: общность России,
Белоруссии, Украины и Казахстана.
И двигаться по пути постсоветской реинтеграции необходимо. Это не какой-то
имперский реваншизм, это экономически обусловленная вещь, потому что нам с
Восточной Европой, а им с нами во многих вопросах значительно выгоднее, чем
с Западной Европой. Их отказ от сотрудничества с нами вызван корыстным
интересом их элит и интенсивным "промыванием мозгов" их народам. Но когда в
Польше безработица опять скакнет до 19%, потому что народ вернулся из
Западной Европы, когда в Венгрии дефицит бюджета повысится еще более, - нам
нужно будет очень хорошо понимать ситуацию, чтобы не допустить хамства,
чтобы не говорить, мол, теперь мы хозяева, теперь ползите к нам.
Так подумать, даже не сказать, - значит, загубить все дело. Возможности,
которые будут открываться, надо будет использовать для взаимовыгодной
кооперации.
И нельзя зацикливаться на манифестации ненависти со стороны безумных людей,
которые просто сидят на грантах или на мечте о грантах, что еще сильнее, нам
нужно восстанавливать коммерческие связи.
И, конечно, нужно не быть безропотной боксерской грушей. Все должны очень
четко понимать, что на любую попытку ущемления наших интересов и особенно
возрождения фашизма мы будем отвечать хотя бы так же однозначно, как Израиль
отвечает на антисемитизм. Разное может быть отношение к этому замечательному
государству, но в этом отношении с них нужно брать пример. Есть вещи,
которые для нас абсолютно неприемлемы.
Поставили ваши власти памятник фашизму - замечательно, ваше право, но, пока
этот памятник стоит, ни один ваш товар не будет куплен ни одним нашим
юридическим лицом, а если кто купит, - скажите нам, мы его посадим. Это
должно быть абсолютным правилом, без сюсюканий и исключений.
Но, к сожалению, для этого у нас должно быть более эффективное, а, может, и
вовсе другое государство, которое защищает интересы всего общества, а не
отдельных чиновников. Такое государство сможет использовать возможности,
которые начинают открываться.
Европейские интеграционный проект запнулся и через некоторое время сначала
закупорится, а затем начнет внутри себя дробиться. И, когда он начнет
дробиться, нужно будет в него энергично пролезать, чтобы налаживать
хозяйственное сотрудничество в больших масштабах, чем это было перед
расширением Евросоюза.
Европейцы нам нужны не только как элемент хозяйственного организма, но и как
носители определенной культуры, которой у нас не хватает. Из нашей страны
более полутора десятков миллионов людей, намного более 10% сегодняшнего
населения, уехало на Запад. Это была наиболее энергичная часть общества, и
среди них была исключительно высока доля носителей европейских ценностей.
Да, и фарцовщики бежали, и бандиты, и демократы, - но очень много уехало
людей высококультурных, и катастрофа либеральных реформ сопоставима с
катастрофой не просто Великой Отечественной, но и гражданской войны.
И сейчас нам нужно затаскивать к себе столько носителей европейских
ценностей, сколько сможем. Мы можем как угодно относиться к гонору поляков,
к снобизму некоторых других народов. Да, они неправильно к нам относятся,
да, у них есть предрассудки, - но нам нужна от них не ненависть, а культура
работы: пусть не любят нас, но пусть научат нас работать заново. Потому что
мы разучились в некоторых местах работать.
А вот как к нам правильно относиться - этому уже мы их научим в процессе
взаимного обогащения и диалога. Надеюсь, культурного.
- Меня зацепило ваше выражение - утилизация среднего класса. Даже
передернуло. Как Гитлер утилизировал не нужные ему классы и народы – хорошо
известно.
ДЕЛЯГИН: Простите, а когда вы видите замки новых русских в Швейцарии, когда
вы читаете про суперяхты наших богачей с противоракетной обороной - Вас
ничего не цепляет? А это ведь те же самые абажуры из человеческой кожи,
только чуть по-другому выделанные, более глубоко переработанные.
Разве Вы не видите за этими яхтами и дворцами, за этими "бентли",
"майбахами" и "мазератти" на улицах Москвы вымирающие, дичающие, теряющие
человеческий облик от безысходности поселки городского типа? Вы не видите за
ними рабочих на "АвтоВАЗе", которые получают сейчас ниже прожиточного
минимума, - при том, что, насколько можно понять, себестоимость машины
"Жигули" существенно ниже той цены, по которой она продается?
И если, что называется, не жадничать, а стремиться сохранить производство, да еще и
коррупцию ограничить, то эту цену можно очень сильно уменьшить, и тогда за
«Жигулем» будут стоять в очереди даже при нынешнем его качестве...
И потому, что я все это вижу, именно поэтому я употребил термин
"утилизация". Я прекрасно помню, кто и когда его использовал, - но я помню и
то, что в ходе либеральных реформ в Восточной Европе (считая ею пространство
от Западной Европы до Урала) количество людей с доходами ниже прожиточного
минимума с 1986 по 1996 годы выросло более чем в 10 раз.
Это был погром среднего класса, это было его истребление. Нас окунули в
нищету, в безысходность, в дикость. И эта варваризация продолжается до сих
пор.
Евреи говорят про себя - "Холокост", а нам нужно про себя говорить -
"Катастрофа". Потому что то, что мы тактично и культурно называем
"либеральными реформами" - это продолжающаяся катастрофа, сопоставимая с
еврейским холокостом по негативным последствиям. И мы должны понимать, что,
если евреи своих эйхманов отлавливали по всему миру, то мы пока что своих
холим, хвалим и лелеем. И европейские ценности нам нужны еще и для того,
чтобы в порядке восстановления справедливости и построения рационального
общества не окунуть себя обратно в тот кошмар, который у нас был во время
гражданской войны, в 30-е и в некоторые другие годы. Вот зачем нам нужны
европейские ценности с чисто практической, узко политической точки зрения.
